Дикарь
Доисторический летописец
- Регистрация
- 22 Июн 2007
- Сообщения
- 2,295
- Репутация
- 857
Этот рассказ занял 3-е место на шестом литконкурсе на форуме "Лучших компьютерных игр". Теперь, когда голосование завершено, спешу поделиться им с камрадами (рассказом, в смысле)
ВОЗДАЯНИЕ
Тусклый осенний вечер опускался на деревушку, притулившуюся на неширокой полосе земли между руслом реки Серой и Сайаарским трактом. Над водой уже стелился белёсый туман. Он крадучись поднимался по низкому берегу. Просовывал сырые холодные пальцы сквозь щели высоких заборов, подступавших кое-где к самой воде. Безмолвно заливал узкие проулки, подбираясь к единственной деревенской улице.
Там, где улица делала крутой изгиб и, покинув низкую прибрежную полосу, взбиралась на едва приметную возвышенность, через которую и пролегал тракт, тускло светились два небольших оконца. Туман сюда пока не добрался, но затянутые промасленной тканью проёмы и без того пропускали слишком мало света, который не рассеивал стремительно наступавшую темень, укрывавшую сложенную из замшелых валунов неказистую постройку, а только делал сумрак гуще.
Внутри корчмы тоже было несколько мрачновато, но тепло и по-своему даже уютно. Отсветы пламени, полыхавшего в широком очаге, плясали на закопчённых балках потолка, тяжёлой деревянной мебели, потемневшей от времени, жира и пролитого пива. Огонь тускло отблескивал и на округлом боку оловянной кружки, стоявшей перед единственным посетителем - крепким угрюмым мужиком. Черная нечёсаная борода его срослась с кудлатой шевелюрой того же цвета и оставляла на виду только небольшие глубоко посаженные глазки и широкий, изувеченный давним ударом нос.
Посетитель, уже опустошивший несколько кружек, нисколько не повеселел, а лишь стал ещё более смурным и недовольным. Время от времени косясь то на дверь, то на лежавшее рядом с ним на скамье оружие, он продолжал ворчать хриплым, простуженным голосом:
- В вашем гнилом углу и осень-то наступает раньше, чем в других местах. Да и летом, забери вас Карваар, тут такая сырость, что все вы плесенью заросли...
- И то верно, ваша милость, - охотно поддакнул хозяин корчмы, полный лысоватый человек с красным, опухшим от вечной простуды носом. - Сыро тут у нас. В этом году опять вон половина озимых вымокла, собрали едва ли не столько же, сколько посеяли. И заливает нас каждую весну...
- Плевать! – неожиданно рявкнул посетитель и грохнул кружкой по столу так, что валявшаяся на краю стола обглоданная кость подпрыгнула и свалилась на пол. - Я тебе за болтовню плачу, мокроносый? А ну, тащи ещё пива!
- Сей миг, ваша милость, - поклонился корчмарь и, шмыгнув носом, метнулся за стойку.
В душе Оол проклинал своего единственного гостя, но вынужден был мириться с его скверным характером и мерзкими повадками. С одной стороны, платит Хаайар щедро, хоть и костерит при этом хозяина последними словами. А в нынешнее время, когда империя распалась на враждующие провинции, торговля пришла в упадок, по тракту не передвигается никто, кроме редких нищих бродяг и солдатни, предпочитающей забирать еду и выпивку даром под ничего не стоящие расписки, каждый посетитель с полным кошелём - на вес золота. Тем более посетитель постоянный.
С другой стороны, и спорить с известным всей округе разбойником себе дороже. Правда, в здешних местах Хаайар никогда никого не трогал, чтобы не потерять одно из немногих мест, где он мог спокойно отсидеться, залечить раны и пропить награбленное. Да и то сказать, что возьмёшь с разорённых войной и сборщиками податей обитателей здешних болотистых мест? Однако каждому известно, что для Хаайара убить человека проще, чем Оолу высморкаться. И потому корчмарь старался угодить гостю как только мог, безропотно снося оскорбления.
Хаайар взял поданную кружку, исподлобья зыркнул на корчмаря, нервно спрятавшего ладони под засаленный фартук, и собрался было продолжить свой однообразный монолог, на сей раз намереваясь выложить всё, что думает о местных девках. Однако в это самое мгновение дверь скрипнула, и в корчму просунулся тощий прыщавый юнец - сынок Оола, которого Хаайар послал следить за дорогой.
- Там... это... - не слишком внятно сообщил парень.
- Что? Солдаты? - сразу же вскочил Хаайар, хватая со скамьи оружие - шипастую булаву и короткий, круто изогнутый лук.
- Нет, не солдаты, - замотал головой юнец. - Тот человек... Ну, про которого вы предупреждали. На коне...
- Сожри демон его тха! Где он?
- У старосты. Про вас спрашивал. Я близко подошёл, слышал...
- Он за тобой не следил?
- Нет вроде, даже головы в мою сторону не повернул...
- Ладно, глядите у меня! - показав большой волосатый кулак, разбойник неожиданно быстро и бесшумно выскользнул за дверь, будто не ополовинил перед тем бочонок пива.
Снаружи он осторожно пробежал вдоль стены, прислонился лопатками к замшелому камню и замер. Огляделся. Незнакомца, уже третью неделю наступавшего Хаайару на пятки, как бы тот ни старался замести следы, видно не было. Впрочем, что можно разглядеть в этой мозглой темноте? В любом случае, вниз по улице, где стоял дом старосты, уходить было нельзя. Не стоило также выбираться на тракт, как и на простиравшееся за ним широкое, вспаханное под зиму поле, и начинавшееся прямо за корчмой пастбище. Конечно, темнота и наползавший с реки туман беглецу были на руку. Однако он уже имел случай убедиться в нечеловеческой зоркости своего преследователя...
Выход оставался один.
Хаайар отлип от стены и всё-таки двинулся по улице вниз. Он старался идти бесшумно, прячась в тени высоких заборов. Даже жирная грязь, покрывавшая улицу, не чавкала под его короткими кривыми ногами, обутыми в стоптанные сапоги из мягкой кожи. Миновав несколько домов, Хаайар скользнул в узкий проулок, выходивший к реке. Он добрался до берега и начал осторожно продвигаться между вязкой полосой прибрежного ила и забором из не струганных кривых тесин, ограждавшего подворье кого-то из местных жителей. Ещё полсотни шагов вдоль забора, а там совсем недалеко до тёмной полосы кустарника, постепенно переходившего в настоящий лес, что вклинивался между рекой и трактом. Вот только луна очень некстати выглянула из неровной прорехи в тучах, озарив мутным призрачным светом туман, укрывший реку и берег, торчащие над ним замшелые постройки деревни и скорчившегося за тёмными досками изгороди беглеца.
Добравшись уже до угла забора, Хаайар приготовился к стремительному броску к кустам, где можно будет скрыться от любого преследования, раствориться в сырой стылой тьме. Вдруг до чутких ноздрей разбойника донёсся едва ощутимый запах дыма. Это был не обычный дым сгоравших в печах торфа и сырых ольховых дров, что, смешиваясь с туманом, клубился над крышами. Нет, этот едкий кисловатый запах он запомнил ещё с первой встречи со своим настырным преследователем. Так смердел тлевший фитиль его новомодного огнебойного оружия.
Хаайар замер и приник к узкой щели между досками забора. Он знал, что его враг где-то совсем рядом, но не видел его. Стало страшно.
“Зря я пришиб ту девку, - с чего-то подумалось вдруг разбойнику. - Видел же, что из благородных. Так ведь нет, польстился на драгоценности! Хотя, и то сказать, и людей с ней было всего ничего - кучер, грум и служанка. Да и сама она была очень даже...”
Мысли эти промелькнули в кудлатой разбойничьей голове подобно тени, и тут же исчезли, оставив место лишь для внимательной настороженности.
“Так, сейчас подожду немного и - бегом в заросли, - стал соображать Хаайар. - А может, обойти вокруг и избавиться раз и навсегда от подонка, забери его Карваар? Он ведь не может меня видеть в темноте, да ещё сквозь доски...”
В этот миг что-то оглушительно грохнуло, и мысль разбойника оказалась прервана на середине. Тяжёлый кусок свинца врезался в забор, проделал в нём широкую рваную дыру и застрял в нечёсаной голове Хаайара. Краткое эхо быстро умолкло над затянутой туманом рекой. Заполошно взлаяли собаки, но вскоре на сонную деревушку вновь опустилась тишина. Надолго...
***
Из-за угла забора вышел человек. Если бы кто-то сейчас наблюдал его появление, он бы мог поклясться всеми богами, что тот возник без единого звука, будто клок сгустившегося тумана. На фоне тёмного силуэта ярко выделялся красный огонёк тлеющего фитиля.
Вглядевшись в темноту, он заметно расслабился, повозился немного, засветил масляный фонарь и, прихватив подушечками большого и указательного пальцев огонёк на кончике фитиля, затушил его. Необходимости держать ручницу наготове уже не было. Еле видимый сквозь влажную мглу грозный разбойник Хаайар лежал ногами к забору, простреленной головой увязнув в иле. В нескольких шагах от него Серая с тихим журчанием несла свои мутные струи.
Тяжело вздохнув, счастливый победитель нагнулся, чтобы поднять знаменитую булаву Хаайара, отнявшую не один десяток невинных жизней. А когда выпрямился, на миг ему показалось, что туман над лежащим телом собрался в едва различимую фигуру. Но сгусток этот, лишь выступив из окружающей мглы, тут же втянулся обратно.
Человек замер, будто поражённый внезапной болью...
***
Хаайар не сразу понял, что умер. И даже поняв, некоторое время не желал с этим смириться. Лишь заметив склонившегося над собой победителя, он сдался. Тха - призрачное тело с заключённой в нём душой – покинуло тело земное и устремилось было вверх, к небу. Но внезапно перед внутренним взором Хаайара промелькнула череда лиц. Мужских и женских, старых и молодых, смертельно напуганных и упрямо поджавших губы в последнем усилии. Он узнал их всех. Даже тех, кого убил, подобравшись сзади и не глядя в лицо. И узнавание это тяжкой цепью захлестнуло тха разбойника и потянуло его вниз - сквозь пропитанную холодной влагой липкую землю, глину, песок и каменную твердь. Вниз, к Карваару, который каждому грешнику воздаёт по его заслугам. К нему попадают лишь те, чьи грехи оказались слишком тяжкими и не дали их тха вознести души к светлым богам. А уж у Хаайара грехов было больше, чем у многих. Гораздо больше.
Теперь, когда земного тела не было, разбойник уже не мог оправдывать свои деяния его слабостями. Тем, что детство у него выдалось тяжёлым, что не нашлось никого, кто поддержал бы и наставил на путь истинный подростка, рано потерявшего отца и мать. То, что никакому ремеслу его не учили и при всяком удобном случае норовили обидеть, тоже перестало быть оправданием. Как и то, что другие купались в незаслуженной роскоши, пока он, Хаайар, умирал с голода и ни в ком не находил ни любви, ни сочувствия.
Все, кто ему причинял зло, сами ответят за свои грехи. А Хаайру теперь предстояло отвечать за свои.
Оправданий больше не было, непомерный же вес злодеяний всё быстрее увлекал тха разбойника во тьму, которая, впрочем, вскорости перестала быть тьмой, уподобившись туману, клубившемуся над Серой в миг его смерти.
Когда мгла вокруг начала приобретать багровый оттенок, Хаайар догадался, что это такое. Нет на землях бывшей империи человека, который бы не слышал рассказы жрецов Карваара - божества, несущего воздаяние за злые дела. Статуи его, огромные, с красными глазами и острыми зубами, оскаленными в злорадной усмешке, возвышались над грешниками, пришедшими в храм, напоминая, что у них пока ещё есть время раскаяться и обратиться к светлым богам. Потом, когда тха покинет земное тело, времени уже не останется. Ни на что. Грешник канет в преисподнюю, где его ждут такие мучения, при одном упоминании которых любой палач умер бы от ужаса. И мучения эти продлятся вечно.
Падение прекратилось неожиданно. Скорчившееся от предчувствия неизбывной кары Хаайарово тха вырвалось из мглы и оказалось на залитой раскалённой лавой поверхности. Земной жар не может причинить вреда призрачному телу, тем не менее, Хаайар испуганно подпрыгнул и быстро огляделся.
Конца и края этому месту, залитому расплавленной твердью, видно не было. Но неподалёку разбойник приметил кучку камней, возвышавшуюся над лавой. Не мешкая, он бегом устремился туда, едва касаясь жидкого огня полупрозрачными стопами. И лишь приблизившись на расстояние нескольких шагов, Хаайар заметил сидящего среди оплавленных глыб щуплого человека с седыми, как снег, короткими волосами. Одежды на нём, как и на самом разбойнике, не было, поэтому Хаайар догадался, что это тоже чьё-то тха, ожидающее возмездия за недобрые дела.
- Эй! Ты кто такой? - негромко окликнул разбойник незнакомое тха.
Человек поднял голову и взглянул на Хаайара. Усталое лицо его с резкими чертами бороздили глубокие морщины, а радужки глаз оказались цвета крови.
- Извини, задумался, - негромко сказал сидящий. - Меня зовут Карваар. Думаю, ты уже слышал обо мне.
- Кар... ва... ваар?.. - внезапно онемевшим языком пролепетал Хаайар. Ноги его подогнулись, и он опустился на кипящую лаву, не обращая внимания на огненные пузыри, лопавшиеся вокруг.
- Да, это я. Ожидал, что во мне две сажени росту и клыки в локоть? - усмехнулся повелитель загробного мира. - А ты - Хаайар. Алчный грабитель, мерзкий насильник, безжалостный убийца и гнусный предатель, так?
Хаайар шумно сглотнул, хотя глотать ему теперь было вроде бы нечего.
- Добегался, стало быть. Мало тебе показалось того, что ты по кубышкам напрятал? Всё не мог угомониться? Или тебе просто нравилось убивать? – внимательно, но без злобы взглянул на грешника Карваар. - Ладно. И что мне теперь с тобой делать?
- На пытки отправишь? - с трудом обрёл дар речи убитый разбойник.
- На какие пытки?..- вскинул белёсые брови Карваар. - А! Это всё жрецы со своими сказочками. Чисто дети малые...
- А как же... - начал Хаайар.
- Хочешь знать, как я с тобой поступлю? Обо всех этих раскалённых сковородах, клещах и дыбах можешь забыть. Это всё ваши игрушки, людские. Но наказать тебя, конечно, придётся. Вот только как? Был бы ты правителем или, скажем, верховным жрецом, я бы... А ведь ты всего лишь жалкий разбойник. – Карваар помолчал немного, а потом вновь поднял кроваво-красный взгляд на Хаайара. - Вот разве что…
***
Айлуур выпростал ноги из стремян, легко соскочил наземь и склонился над вмятиной в сырой, перемешанной со щебнем и кое-где поросшей травой глине, составлявшей поверхность Сайаарского тракта. След был старым, уже совершенно невнятным, и вряд ли сказал бы что-то неопытному глазу. Но не глазу Айлуура. За годы службы в войсковой разведке не существующей ныне империи он научился придавать значение всякой мелочи, любому намёку на отпечаток людской ноги, конского копыта, каждой надломленной ветке и примятой травинке. Время, которое Айлуур, оставив службу, посвятил охране важных господ и охоте за головами, тоже научило многому.
- Дождь лил два последних дня, но след размыт не так уж сильно, - чуть слышно пробормотал Айлуур, окидывая цепким взглядом мокрое, местами заболоченное редколесье, начинавшееся в двух-трёх десятках шагов от обочины. – Сдаётся, кто-то сошёл с дороги не далее как позавчерашним вечером или вчерашним утром. Но кто в такую погоду полезет в болото с твёрдой дороги? Может, он чего-то опасался?
Вопрос был риторическим. Кроме следов нескольких повозок, проехавших по тракту уже после дождя, поверхность его испещрило множество отпечатков кованых сапог, также порядком размытых. Не нужно быть опытным следопытом, чтобы понять, кто их оставил: примерно в то же время, как неизвестный путник свернул с тракта и углубился в лес, по тракту проходил отряд солдат.
Айлуур, ведя коня в поводу, сошёл с дороги, сбросил с коротко остриженной головы капюшон плаща и принялся обследовать покрытую пожухлой травой почву. Предположение его вскоре подтвердилось. Редкая цепочка глубоко вдавленных вмятин от ног, несших тяжёлое тело, тянулась от обочины к зарослям. Судя по всему, человек быстро сбежал с дороги и скрылся за деревьями, едва заслышав впереди голоса солдат.
Конечно, встречаться на пустынной дороге с вояками новоявленного короля бывшей имперской провинции мало кто захотел бы по доброй воле. Но что-то подсказывало Айлууру, что следы оставил именно тот, кого он разыскивал уже много дней, и в кого так неудачно стрелял на прошлой неделе.
Нисколько не сомневаясь, что его добыча находится пока достаточно далеко, Айлуур не стал доставать из кожаного чехла ручницу, притороченную к седлу. Вместо этого он присел на мокрую траву, извлёк из сумки на поясе склянку с какой-то мутной жидкостью, выплеснул несколько капель этого зелья на след и распростёр над ним ладонь. Закрыв глаза, Айлуур сосредоточился. Его худое лицо, обтянутое обветренной кожей, напряглось. Между ладонью и поверхностью земли пробежали колючие красноватые искры.
- Он… - удовлетворённо выдохнул охотник за головами, во время короткого ритуала отчётливо увидевший всплывшее перед его внутренним взором - очами тха - грубое лицо, заросшее чёрными волосами. – Точно, он.
Выпрямившись, Айлуур спрятал склянку, а вместо неё извлёк на свет скрытого низкими серыми тучами солнца изрядно потрёпанную карту.
- Так, что тут у нас впереди? Два селения - Кривые Столбы и Приболотье. Между ними постоялый двор. Такие раньше строили вдоль трактов для казённых надобностей… Проклятый вызверок должен залечь в одном из этих трёх мест, надо же ему где-то пропивать награбленное и сушить обноски…
Мягко оттолкнув ладонью конскую морду, потянувшуюся губами к карте с явным гастрономическим интересом, Айлуур свернул потрёпанный лист пергамента и убрал в сумку. Вывел коня на тракт, ловко вскочил в седло и тронул поводья.
***
Конь, пофыркивая, осторожно ступал по скользкой глине. Айлуур, вновь набросив на голову капюшон забрызганного грязью плаща, мрачно нахохлился в седле. Взгляд его внимательных светло-серых глаз настороженно скользил по окрестностям, а в голове тем временем проносились воспоминания, воскрешая призрачные образы безвозвратно минувших лет…
Вот он, тощий нахальный мальчишка, мчится в толпе таких же сорванцов по узкой улочке небольшого городка, затерявшегося где-то на просторах Срединной провинции Вечной империи. Набегавшись, возвращается домой, где его ждёт кроткая мать и отец, рассерженный тем, что сын опять сбежал с дружками, вместо того, чтобы помогать родителю в лавке.
Понуро переставляет Айлу ноги через ступени отчего порога, ожидая заслуженной взбучки. Но, отворив дверь, видит на лице родителя растерянное выражение. А рядом с отцом обнаруживает незнакомого жреца в долгополых одеждах.
- Ошибки быть не может? – робко вопрошает отец Айлу, всегда такой решительный и громогласный.
- Никакой ошибки, - поджав губы, важно ответствует жрец. – Мы стараемся выявлять их как можно раньше, и заприметили вашего сына ещё весной. У него определённо есть способности.
Айлу с недоумением смотрит на отца. Тот, почему-то отводя глаза, отвечает на невысказанный вопрос сына:
- Этот почтенный жрец… - Голос отца срывается, радость и гордость в нём мешаются с грустью и испугом. – Собирайся, сынок. Поедешь в столицу, в жреческую школу.
Мать, сидя в углу на узкой скамейке, молча комкает в руках платок…
Несколько лет, проведённых в школе служителей Соонгона – бога дождя, ветра и повелителя птиц небесных, дали Айлу немало. Он научился читать и писать, правильно излагать свои мысли, запомнил наизусть множество молитв и несколько несложных заклинаний, на которые хватало его магических способностей, оказавшихся более чем скромными. Однако постоянная зубрёжка, вечные посты, нескончаемые бдения перед святыми изваяниями смертельно тяготили непоседливого парня. Наставники, удручённые его дерзкими выходками и непочтительностью, подвергали наказаниям его плоть, чтобы очистить тха и спасти душу, но, отчаявшись в конце концов, признали своё поражение.
Выброшенный за порог жреческой школы, Айлу просто опьянел от свободы. Он буквально потерял голову от бурления огромного города, а между тем есть и пить на что-то было нужно…
Попавшийся на мелкой краже Айлуур, сгорая от стыда, стоял между двумя стражниками перед невысоким сухощавым человеком со строгим взглядом.
- Ты знаешь, что полагается за воровство по имперским законам? – мягко и, кажется, даже сочувственно спросил человек. – А о родителях своих ты подумал? У тебя ведь есть родители?
- Их забрал мор два года назад, господин, - пролепетал Айлуур, не зная, куда деть взгляд.
- Вот как… - грустно покачал головой его собеседник. – Что ж, мы не звери, чтобы отправлять на каторгу сироту. Однако вину свою ты должен искупить. Императору, да продлят боги его дни, нужны воины…
Набеги и стычки на границах империи, порой переходившие в настоящие сражения, не прекращались никогда. Новобранцы, если оставались живы, со временем превращались в опытных воинов. Ловкого и неробкого Айлуура вскоре перевели в разведсотню, под начало сурового Гоока, сгонявшего со своих бойцов семь потов на бесконечных учениях.
Потом были бои, захваты важных пленников, наблюдения за перемещениями врага, глубокие рейды по неприятельским тылам. Айлуур закалился телом и духом, научился сутками неподвижно лежать на раскалённых скалах и в ледяной грязи, без промаха метать нож и стрелять из арбалета, оглушать или убивать врага одним внезапным ударом, находить чужие следы и запутывать собственные. Его повысили сначала до десятника, потом до полусотника. Поручали самые сложные и опасные задания.
Айлууру приходилось убивать не только воинов, но и мирных жителей, не в добрый час натыкавшихся на стремившихся оставаться необнаруженными лазутчиков, пытать пленных, совершать много других жестоких и несправедливых дел. Но среди крови и грязи войны он изо всех сил старался сохранить в себе что-то человеческое. Урок, полученный им на столичных улицах, врезался в душу, как тавро в конскую шкуру.
Никогда и ни при каких обстоятельствах не опускаться, не ронять достоинства. Не щадить врага в бою, но быть милосердным к побеждённым, насколько это возможно. Вначале думать о подчинённых, а потом уже о себе. Старших уважать и подчиняться приказам, но не раболепствовать. Эти принципы, которым Айлуур старался неукоснительно следовать, снискали ему уважение сослуживцев, начальства и даже врагов. Впереди замаячила блистательная карьера.
Всё рухнуло в один день, когда кучка заговорщиков, называвшая себя Советом спасения и справедливости, захватила дворец и истребила императорскую семью.
Потом заговорщики, деля власть, перегрызлись между собой и сгинули один за другим, успев пролить море крови за время своего недолгого правления. Наместники провинций наперебой принялись объявлять себя суверенными монархами и затевать междоусобные войны, ища союзников среди злейших врагов некогда единого государства. Вечная империя, уже несколько веков трещавшая по швам, но каким-то чудом сохранявшая единство, рассыпалась на множество осколков. Имперское войско тоже перестало существовать.
С новым правителем Срединной провинции, провозгласившим себя королём, и присланными им военачальниками у Айлуура не сложилось. Да и не им он присягал когда-то на верность.
Айлуур подал в отставку. Время оставалось военным, и если бы не его многочисленные заслуги, безупречная репутация и кое-какие связи, Айлуура запросто могли бы признать дезертиром и казнить без лишней волокиты. Но всё обошлось, и он благополучно покинул ряды доблестных имперских войск.
Кроме как выслеживать врага и драться, Айлуур не умел ничего. Поэтому, когда закончились его скромные сбережения, он начал подрабатывать телохранителем, а потом стал охотником за головами, преследуя по всей Срединной и окрестным землям отъявленных негодяев. Таких, которых признавали преступниками любые законы и, главное, сам Айлуур.
Во время службы телохранителем он поближе познакомился с новомодным оружием, изобретённым в последние годы существования империи. Начинявшаяся огненной смесью и свинцовой пулей бронзовая трубка, приклёпанная к ложу, похожему на арбалетное, издавала страшный грохот и изрыгала огонь пополам с вонючим дымом. Раньше Айлуур ни за что не взял бы такое чудо, отправляясь во вражеский тыл. Но теперь он оценил ошеломляющее действие, которое оказывало это оружие на противника. Как-то он одним выстрелом разогнал целую шайку разбойников, вознамерившихся поживиться за счёт его очередного нанимателя. На толпы голытьбы, ожесточившейся от голода и готовой при случае наброситься на любого прилично одетого человека, ручница оказывала поистине магическое действие. А что тяжёлая пуля с полусотни шагов сделала с закованным в полный доспех рыцарем, которого Айлууру как-то поручили выследить ограбленные благородным дворянином купцы!
Впрочем, с привычными метательными ножами, кистенём и коротким мечом наёмник тоже не расставался...
Недели три назад за Айлууром прислал гонца пожилой, убитый горем дворянин из приграничного городка в бывшей Северо-Западной провинции, ныне гордо именовавшей себя Сайаарским вольным королевством. Юная дочь дворянина поспешила к больной тётушке в соседний город, не позаботившись об охране. Отец в это время отсутствовал по делам королевской службы. А когда вернулся и узнал, что сталось с его дочерью, из крепкого молодцеватого воина в одночасье превратился в седого разбитого старика...
Имя убийцы назвал тяжело раненый кучер, сказав, что тот, остановив карету и потребовав отдать всё ценное и знатную путешественницу в придачу, хвастливо назвал своё имя – Хаайар.
Забыв, вопреки обыкновению, заранее условиться о плате за голову, Айлуур устремился в погоню.
Разбойник, часто бывавший вызывающе дерзким, стал путать следы подобно лисице, чтобы избежать встречи с преследователем. Видно, чуял, что этот противник ему не по зубам. Дважды Айлуур настигал злодея, и оба раза Хаайру удавалось выскользнуть в последний миг...
***
Часа через два пути Айлуур добрался до Кривых Столбов и ещё издали понял, что тут преследуемому им разбойнику вряд ли приготовят стол и тёплую постель. Как, впрочем, и самому наёмнику. На месте деревушки печально темнели остатки стен из дикого камня, копоть с которых не смогли смыть даже постоянно идущие в этих краях дожди. От каких столбов она получила своё название, понять теперь было уже нельзя.
Соблюдая все возможные меры предосторожности, охотник за головами убедился, что в развалинах никто не прячется. Там, конечно, нашлись свои обитатели – старый облезлый лис, что, хромая и оглядываясь, затрусил к лесу, едва почуяв человека, пара взъерошенных желтоглазых сов, ещё какая-то живность. Но людей не было, если не считать нескольких вросших в дёрн обугленных скелетов…
Постоялый двор, хоть и не сожжённый, но давно пустой и заброшенный, слепо пялился на тракт тёмными проёмами окон и горестно поскрипывал повисшей на одной петле дверью.
Оставалось проверить только Приболотье, к которому Айлуур подъехал в сумерках.
Прежде, чем въезжать в селение, охотник за головами проверил метательные ножи, проверил, легко ли выходит привязанный к запястью кистень. Затем опять полез в свою сумку за очередной склянкой с колдовским зельем. Влил несколько капель в глаза, проморгался и только после этого толкнул каблуками конские бока. К тому времени, как окончательно стемнеет, действие зелья войдёт в полную силу, и он сможет видеть в ночном сумраке даже сквозь дым или туман.
Выехав на пустынную улицу и постучавшись в ворота первого же дома, Айлуур так и не дождался ответа. Точно такой приём ждал его у вторых ворот.
- Как-то не спешат местные землепашцы проявить своё хвалёное крестьянское гостеприимство, - с грустной усмешкой проворчал наёмник и направил коня к третьему дому.
Не успел он поднять руку, чтобы постучать в посеревшую от вечной сырости воротину, как она с сердитым скрипом приоткрылась, а в образовавшуюся щель высунулась рыжая борода хозяина и лезвие плотницкого топора.
- Чего надо? - глухим голосом осведомился крестьянин, угрюмо глядя на всадника снизу вверх.
- И вам здравствовать, почтенный, - вежливо ответил Айлуур. - Не соизволите ли сообщить, где я могу найти жилище уважаемого старосты сего прекрасного селения?
- Чего? - удивился рыжебородый.
Айлуур возвёл глаза кверху, будто прося у богов даровать ему толику терпения, а потом быстро свесился с седла и рявкнул:
- Староста где, коровья твоя морда?!
- А-а, так бы сразу и спросили... - обрадовался хозяин. - Выше его дом, прямо перед тем местом, где улица к корчме заворачивает. У него ворота новые, не обознаетесь.
- Благодарю, любезный, - вновь выпрямляясь, сказал Айлуур. - Думаю, вы соблаговолите ответить и ещё на один вопрос. Нет ли тут у вас чужих людей? К примеру, такого чернобородого здоровяка с маленькими злыми глазками?
- Чего? - вновь изобразил непонимание крестьянин.
- Понятно, - вздохнул охотник за головами и потянул за повод, направляя коня вверх по улице.
Ворота за его спиной захлопнулись не с подобающим им деревянным стуком, а с каким-то мокрым чмоканьем.
***
Когда Айлуур подъехал к дому старосты, белевшему свежим деревом новых ворот, сумерки сгустились. От реки наползал туман.
Староста на стук вышел быстро, неся в руке масляный фонарь, угодливо раскланялся и отвечал весьма любезно. Хитрые его глазки ни на миг не останавливались на чём-то одном, постоянно обшаривая то одежду собеседника, то копыта его коня, то глядя куда-то за спину Айлуура.
Конечно же, староста чрезвычайно рад помочь благородному господину! Тут ему вообще все необычайно рады, разве господин не заметил? Посторонние? Откуда здесь посторонние в такую пору? Вот пару дней назад останавливались солдаты, чтоб им... боги всегда даровали победы над врагами Его Величества. Утром обоз проходил, но не заворачивал в Приболотье. А больше чужих не было. Если появятся, он непременно сообщит... Чернобородый разбойник? Неужто настоящий разбойник? Да что вы! Отродясь тут разбойников не бывало! Конечно, староста готов поклясться священными именами Шээхоя и Соонгона... Коня? Разумеется, благородный господин может оставить у него своего коня хоть до весны. Вот только овёс нынче дорог... Фонарь одолжить? Да сколько угодно! У старосты есть ещё один...
Парнишку, который жался к забору за его спиной, Айлуур заметил сразу, как только тот появился. Как бы невзначай повернулся во время разговора, незаметно оглядел, используя лишь боковое зрение. Не укрылся от Айлуура и быстрый многозначительный взгляд старосты, брошенный в сторону мальчишки.
Поэтому, когда юный шпион скрылся в тумане, а его торопливые шаги стали удаляться и затихать, Айлуур положил в ладонь старосты серебряную монету, как бы между прочим спросил, где тут можно перекусить и выпить, после чего нарочито небрежной походкой направился вслед за мальчишкой.
Однако несколько мгновений спустя шаги охотника за головами стали стремительными и совершенно бесшумными, и он растворился в темноте.
А вскоре на крыше хлева рядом с крайним домом, стоявшим у самой воды, едва заметно блеснул огонёк.
***
Айлуур рассчитал всё верно. Разбойник не решился выйти на открытое место, а предпочёл пробираться вдоль реки. Деревня была построена совершенно бестолково - многие дома лепились к самому берегу и, должно быть, подтапливались каждую весну. Надо полагать, местные жители берегли каждый клочок плодородной земли, а жилища строили в самых негодных местах. Благо ещё, что на ленивой, текущей среди плоских низменных равнин Серой больших разливов не случалось. Но полоска берега между рекой и высокими заборами даже и сейчас, осенью, оставалась довольно узкой. Айлуур очень живо представил, как по этой полоске, по-звериному принюхиваясь и замирая после каждого шага, крадётся Хаайар - этот позор человеческого рода. Сейчас он надолго затаится у самого угла забора, прежде чем броситься к смутно проступавшему из тумана кустарнику. Ничего, фитиль у Айлуура длинный, можно подождать. Огонёк под полой плаща совершенно не виден со стороны. Запах, конечно, он издаёт резкий, но нужно обладать волчьим нюхом, чтобы почуять его в такое безветрие за три десятка шагов...
В этот миг небо за рекой осветилось, и сквозь тучи выступил мутный диск полной луны. Очень кстати - усиливающее ночное зрение зелье действует недолго, а применять его дважды без длительного перерыва опасно - от этого нетрудно и ослепнуть.
Мгла над поверхностью Серой засеребрилась под лунными лучами. Щели между совершенно чёрными на фоне освещённого тумана досками забора тоже высветлились и стали очень заметными. Даже сквозь мглу искусственно усиленное зрение охотника за головами ясно их различало. Одну из этих узких светлых полос что-то вдруг закрыло снизу. Потом открыло на миг и сразу же загородило снова. Айллур, чутко уловивший это движение, старательно навёл ствол ручницы, затаил дыхание и поднёс фитиль к запальному отверстию...
***
Охотник за головами постоял немного над поверженным разбойником, испытывая нечто, похожее на удовлетворение от хорошо сделанной работы, но смешанное с чувством странной, неместной вроде бы досады. Тяжело вздохнул. Подобрал булаву, отнявшую немало невинных жизней. Больше это оружие никому не причинит зла...
Когда Айлуур распрямился, ему вдруг показалось, что от тела убитого что-то отделилось, чуть приподнялось и кануло куда-то вниз. При этом зрелище Айлуур почувствовал, что из него вынули нечто важное, без чего нельзя жить. Он замер неподвижно на какое-то время, будто поражённый внезапной болью, потом негромко всхлипнул и бездыханным рухнул поперёк трупа разбойника.
***
- Так-так, - сокрушённо покачав головой, выговорил Карваар, узрев стоящее перед ним тха Хаайара. - И как же ты распорядился тем временем, что я дал тебе? Отнял ещё больше жизней!
- Но... - раскрыл было разбойник призрачные губы.
- Но ты вначале делал это не корысти ради, а из чувства долга, следуя присяге? - вскакивая на ноги, резко прервал его повелитель загробного мира. Его глаза цвета крови гневно сверкнули. - А разве по большому счёту есть какая-то разница?
Шелуха земной суеты стремительно слетала с души, и Хаайар (или Айлуур?) понял, что разницы действительно нет. Разве легче убитому оттого, что его убили не ради личной корысти убийцы, а для выгоды императора, которому убийца служит? Айлуур (или всё-таки Хаайар?) сокрушённо опустил призрачную голову. На душе было мерзко.
Карваар заговорил снова. Голос его зазвучал чуть мягче.
- Ты испытываешь раскаяние, а в прошлый раз чувствовал только скотский страх перед наказанием. Это уже неплохо, - владыка мёртвых вновь уселся на раскалённый камень и продолжил. - А ведь я дал тебе ещё одну возможность, отослал на сорок три года назад, позволил заново родиться в земном теле. Ты мог бы стать жрецом и вести праведную жизнь. (Да, среди жрецов тоже иногда встречаются достойные люди!) Мог бы лечить людей или переписывать мудрые книги. Не нравится путь служителя богов - займись другим честным ремеслом. Но нет, ты вновь принялся сеять смерть и страдания!
Хаайар-Айлуур был готов сквозь землю провалиться. Хотя куда дальше проваливаться, когда ты и так уже в преисподней?
- Конечно, себя прежнего ты бы всё равно убил. Или он тебя. Не может тха одновременно помещаться в двух разных телах до бесконечности. Две струи времени рано или поздно сольются воедино. Это закон мироздания, который даже мне не подвластен... Но других-то ты зачем лишал жизни?! - голос Карваара вновь посуровел.
- Повелитель! - взмолился Айлуур-Хаайар, рухнув коленями в пузырящуюся лаву. - Дай мне ещё одну попытку! Клянусь, я всё изменю! Стану праведником из праведников!..
- Нет уж, - ответствовало божество, - совершать дважды одну ошибку даже смертным не пристало, а мне и подавно. Однако что-то с тобой делать надо...
Карваар в задумчивости поскрёб пятернёй свою беловолосую голову, а потом просветлел лицом.
- Вот разве что...
КОНЕЦ
ВОЗДАЯНИЕ
Тусклый осенний вечер опускался на деревушку, притулившуюся на неширокой полосе земли между руслом реки Серой и Сайаарским трактом. Над водой уже стелился белёсый туман. Он крадучись поднимался по низкому берегу. Просовывал сырые холодные пальцы сквозь щели высоких заборов, подступавших кое-где к самой воде. Безмолвно заливал узкие проулки, подбираясь к единственной деревенской улице.
Там, где улица делала крутой изгиб и, покинув низкую прибрежную полосу, взбиралась на едва приметную возвышенность, через которую и пролегал тракт, тускло светились два небольших оконца. Туман сюда пока не добрался, но затянутые промасленной тканью проёмы и без того пропускали слишком мало света, который не рассеивал стремительно наступавшую темень, укрывавшую сложенную из замшелых валунов неказистую постройку, а только делал сумрак гуще.
Внутри корчмы тоже было несколько мрачновато, но тепло и по-своему даже уютно. Отсветы пламени, полыхавшего в широком очаге, плясали на закопчённых балках потолка, тяжёлой деревянной мебели, потемневшей от времени, жира и пролитого пива. Огонь тускло отблескивал и на округлом боку оловянной кружки, стоявшей перед единственным посетителем - крепким угрюмым мужиком. Черная нечёсаная борода его срослась с кудлатой шевелюрой того же цвета и оставляла на виду только небольшие глубоко посаженные глазки и широкий, изувеченный давним ударом нос.
Посетитель, уже опустошивший несколько кружек, нисколько не повеселел, а лишь стал ещё более смурным и недовольным. Время от времени косясь то на дверь, то на лежавшее рядом с ним на скамье оружие, он продолжал ворчать хриплым, простуженным голосом:
- В вашем гнилом углу и осень-то наступает раньше, чем в других местах. Да и летом, забери вас Карваар, тут такая сырость, что все вы плесенью заросли...
- И то верно, ваша милость, - охотно поддакнул хозяин корчмы, полный лысоватый человек с красным, опухшим от вечной простуды носом. - Сыро тут у нас. В этом году опять вон половина озимых вымокла, собрали едва ли не столько же, сколько посеяли. И заливает нас каждую весну...
- Плевать! – неожиданно рявкнул посетитель и грохнул кружкой по столу так, что валявшаяся на краю стола обглоданная кость подпрыгнула и свалилась на пол. - Я тебе за болтовню плачу, мокроносый? А ну, тащи ещё пива!
- Сей миг, ваша милость, - поклонился корчмарь и, шмыгнув носом, метнулся за стойку.
В душе Оол проклинал своего единственного гостя, но вынужден был мириться с его скверным характером и мерзкими повадками. С одной стороны, платит Хаайар щедро, хоть и костерит при этом хозяина последними словами. А в нынешнее время, когда империя распалась на враждующие провинции, торговля пришла в упадок, по тракту не передвигается никто, кроме редких нищих бродяг и солдатни, предпочитающей забирать еду и выпивку даром под ничего не стоящие расписки, каждый посетитель с полным кошелём - на вес золота. Тем более посетитель постоянный.
С другой стороны, и спорить с известным всей округе разбойником себе дороже. Правда, в здешних местах Хаайар никогда никого не трогал, чтобы не потерять одно из немногих мест, где он мог спокойно отсидеться, залечить раны и пропить награбленное. Да и то сказать, что возьмёшь с разорённых войной и сборщиками податей обитателей здешних болотистых мест? Однако каждому известно, что для Хаайара убить человека проще, чем Оолу высморкаться. И потому корчмарь старался угодить гостю как только мог, безропотно снося оскорбления.
Хаайар взял поданную кружку, исподлобья зыркнул на корчмаря, нервно спрятавшего ладони под засаленный фартук, и собрался было продолжить свой однообразный монолог, на сей раз намереваясь выложить всё, что думает о местных девках. Однако в это самое мгновение дверь скрипнула, и в корчму просунулся тощий прыщавый юнец - сынок Оола, которого Хаайар послал следить за дорогой.
- Там... это... - не слишком внятно сообщил парень.
- Что? Солдаты? - сразу же вскочил Хаайар, хватая со скамьи оружие - шипастую булаву и короткий, круто изогнутый лук.
- Нет, не солдаты, - замотал головой юнец. - Тот человек... Ну, про которого вы предупреждали. На коне...
- Сожри демон его тха! Где он?
- У старосты. Про вас спрашивал. Я близко подошёл, слышал...
- Он за тобой не следил?
- Нет вроде, даже головы в мою сторону не повернул...
- Ладно, глядите у меня! - показав большой волосатый кулак, разбойник неожиданно быстро и бесшумно выскользнул за дверь, будто не ополовинил перед тем бочонок пива.
Снаружи он осторожно пробежал вдоль стены, прислонился лопатками к замшелому камню и замер. Огляделся. Незнакомца, уже третью неделю наступавшего Хаайару на пятки, как бы тот ни старался замести следы, видно не было. Впрочем, что можно разглядеть в этой мозглой темноте? В любом случае, вниз по улице, где стоял дом старосты, уходить было нельзя. Не стоило также выбираться на тракт, как и на простиравшееся за ним широкое, вспаханное под зиму поле, и начинавшееся прямо за корчмой пастбище. Конечно, темнота и наползавший с реки туман беглецу были на руку. Однако он уже имел случай убедиться в нечеловеческой зоркости своего преследователя...
Выход оставался один.
Хаайар отлип от стены и всё-таки двинулся по улице вниз. Он старался идти бесшумно, прячась в тени высоких заборов. Даже жирная грязь, покрывавшая улицу, не чавкала под его короткими кривыми ногами, обутыми в стоптанные сапоги из мягкой кожи. Миновав несколько домов, Хаайар скользнул в узкий проулок, выходивший к реке. Он добрался до берега и начал осторожно продвигаться между вязкой полосой прибрежного ила и забором из не струганных кривых тесин, ограждавшего подворье кого-то из местных жителей. Ещё полсотни шагов вдоль забора, а там совсем недалеко до тёмной полосы кустарника, постепенно переходившего в настоящий лес, что вклинивался между рекой и трактом. Вот только луна очень некстати выглянула из неровной прорехи в тучах, озарив мутным призрачным светом туман, укрывший реку и берег, торчащие над ним замшелые постройки деревни и скорчившегося за тёмными досками изгороди беглеца.
Добравшись уже до угла забора, Хаайар приготовился к стремительному броску к кустам, где можно будет скрыться от любого преследования, раствориться в сырой стылой тьме. Вдруг до чутких ноздрей разбойника донёсся едва ощутимый запах дыма. Это был не обычный дым сгоравших в печах торфа и сырых ольховых дров, что, смешиваясь с туманом, клубился над крышами. Нет, этот едкий кисловатый запах он запомнил ещё с первой встречи со своим настырным преследователем. Так смердел тлевший фитиль его новомодного огнебойного оружия.
Хаайар замер и приник к узкой щели между досками забора. Он знал, что его враг где-то совсем рядом, но не видел его. Стало страшно.
“Зря я пришиб ту девку, - с чего-то подумалось вдруг разбойнику. - Видел же, что из благородных. Так ведь нет, польстился на драгоценности! Хотя, и то сказать, и людей с ней было всего ничего - кучер, грум и служанка. Да и сама она была очень даже...”
Мысли эти промелькнули в кудлатой разбойничьей голове подобно тени, и тут же исчезли, оставив место лишь для внимательной настороженности.
“Так, сейчас подожду немного и - бегом в заросли, - стал соображать Хаайар. - А может, обойти вокруг и избавиться раз и навсегда от подонка, забери его Карваар? Он ведь не может меня видеть в темноте, да ещё сквозь доски...”
В этот миг что-то оглушительно грохнуло, и мысль разбойника оказалась прервана на середине. Тяжёлый кусок свинца врезался в забор, проделал в нём широкую рваную дыру и застрял в нечёсаной голове Хаайара. Краткое эхо быстро умолкло над затянутой туманом рекой. Заполошно взлаяли собаки, но вскоре на сонную деревушку вновь опустилась тишина. Надолго...
***
Из-за угла забора вышел человек. Если бы кто-то сейчас наблюдал его появление, он бы мог поклясться всеми богами, что тот возник без единого звука, будто клок сгустившегося тумана. На фоне тёмного силуэта ярко выделялся красный огонёк тлеющего фитиля.
Вглядевшись в темноту, он заметно расслабился, повозился немного, засветил масляный фонарь и, прихватив подушечками большого и указательного пальцев огонёк на кончике фитиля, затушил его. Необходимости держать ручницу наготове уже не было. Еле видимый сквозь влажную мглу грозный разбойник Хаайар лежал ногами к забору, простреленной головой увязнув в иле. В нескольких шагах от него Серая с тихим журчанием несла свои мутные струи.
Тяжело вздохнув, счастливый победитель нагнулся, чтобы поднять знаменитую булаву Хаайара, отнявшую не один десяток невинных жизней. А когда выпрямился, на миг ему показалось, что туман над лежащим телом собрался в едва различимую фигуру. Но сгусток этот, лишь выступив из окружающей мглы, тут же втянулся обратно.
Человек замер, будто поражённый внезапной болью...
***
Хаайар не сразу понял, что умер. И даже поняв, некоторое время не желал с этим смириться. Лишь заметив склонившегося над собой победителя, он сдался. Тха - призрачное тело с заключённой в нём душой – покинуло тело земное и устремилось было вверх, к небу. Но внезапно перед внутренним взором Хаайара промелькнула череда лиц. Мужских и женских, старых и молодых, смертельно напуганных и упрямо поджавших губы в последнем усилии. Он узнал их всех. Даже тех, кого убил, подобравшись сзади и не глядя в лицо. И узнавание это тяжкой цепью захлестнуло тха разбойника и потянуло его вниз - сквозь пропитанную холодной влагой липкую землю, глину, песок и каменную твердь. Вниз, к Карваару, который каждому грешнику воздаёт по его заслугам. К нему попадают лишь те, чьи грехи оказались слишком тяжкими и не дали их тха вознести души к светлым богам. А уж у Хаайара грехов было больше, чем у многих. Гораздо больше.
Теперь, когда земного тела не было, разбойник уже не мог оправдывать свои деяния его слабостями. Тем, что детство у него выдалось тяжёлым, что не нашлось никого, кто поддержал бы и наставил на путь истинный подростка, рано потерявшего отца и мать. То, что никакому ремеслу его не учили и при всяком удобном случае норовили обидеть, тоже перестало быть оправданием. Как и то, что другие купались в незаслуженной роскоши, пока он, Хаайар, умирал с голода и ни в ком не находил ни любви, ни сочувствия.
Все, кто ему причинял зло, сами ответят за свои грехи. А Хаайру теперь предстояло отвечать за свои.
Оправданий больше не было, непомерный же вес злодеяний всё быстрее увлекал тха разбойника во тьму, которая, впрочем, вскорости перестала быть тьмой, уподобившись туману, клубившемуся над Серой в миг его смерти.
Когда мгла вокруг начала приобретать багровый оттенок, Хаайар догадался, что это такое. Нет на землях бывшей империи человека, который бы не слышал рассказы жрецов Карваара - божества, несущего воздаяние за злые дела. Статуи его, огромные, с красными глазами и острыми зубами, оскаленными в злорадной усмешке, возвышались над грешниками, пришедшими в храм, напоминая, что у них пока ещё есть время раскаяться и обратиться к светлым богам. Потом, когда тха покинет земное тело, времени уже не останется. Ни на что. Грешник канет в преисподнюю, где его ждут такие мучения, при одном упоминании которых любой палач умер бы от ужаса. И мучения эти продлятся вечно.
Падение прекратилось неожиданно. Скорчившееся от предчувствия неизбывной кары Хаайарово тха вырвалось из мглы и оказалось на залитой раскалённой лавой поверхности. Земной жар не может причинить вреда призрачному телу, тем не менее, Хаайар испуганно подпрыгнул и быстро огляделся.
Конца и края этому месту, залитому расплавленной твердью, видно не было. Но неподалёку разбойник приметил кучку камней, возвышавшуюся над лавой. Не мешкая, он бегом устремился туда, едва касаясь жидкого огня полупрозрачными стопами. И лишь приблизившись на расстояние нескольких шагов, Хаайар заметил сидящего среди оплавленных глыб щуплого человека с седыми, как снег, короткими волосами. Одежды на нём, как и на самом разбойнике, не было, поэтому Хаайар догадался, что это тоже чьё-то тха, ожидающее возмездия за недобрые дела.
- Эй! Ты кто такой? - негромко окликнул разбойник незнакомое тха.
Человек поднял голову и взглянул на Хаайара. Усталое лицо его с резкими чертами бороздили глубокие морщины, а радужки глаз оказались цвета крови.
- Извини, задумался, - негромко сказал сидящий. - Меня зовут Карваар. Думаю, ты уже слышал обо мне.
- Кар... ва... ваар?.. - внезапно онемевшим языком пролепетал Хаайар. Ноги его подогнулись, и он опустился на кипящую лаву, не обращая внимания на огненные пузыри, лопавшиеся вокруг.
- Да, это я. Ожидал, что во мне две сажени росту и клыки в локоть? - усмехнулся повелитель загробного мира. - А ты - Хаайар. Алчный грабитель, мерзкий насильник, безжалостный убийца и гнусный предатель, так?
Хаайар шумно сглотнул, хотя глотать ему теперь было вроде бы нечего.
- Добегался, стало быть. Мало тебе показалось того, что ты по кубышкам напрятал? Всё не мог угомониться? Или тебе просто нравилось убивать? – внимательно, но без злобы взглянул на грешника Карваар. - Ладно. И что мне теперь с тобой делать?
- На пытки отправишь? - с трудом обрёл дар речи убитый разбойник.
- На какие пытки?..- вскинул белёсые брови Карваар. - А! Это всё жрецы со своими сказочками. Чисто дети малые...
- А как же... - начал Хаайар.
- Хочешь знать, как я с тобой поступлю? Обо всех этих раскалённых сковородах, клещах и дыбах можешь забыть. Это всё ваши игрушки, людские. Но наказать тебя, конечно, придётся. Вот только как? Был бы ты правителем или, скажем, верховным жрецом, я бы... А ведь ты всего лишь жалкий разбойник. – Карваар помолчал немного, а потом вновь поднял кроваво-красный взгляд на Хаайара. - Вот разве что…
***
Айлуур выпростал ноги из стремян, легко соскочил наземь и склонился над вмятиной в сырой, перемешанной со щебнем и кое-где поросшей травой глине, составлявшей поверхность Сайаарского тракта. След был старым, уже совершенно невнятным, и вряд ли сказал бы что-то неопытному глазу. Но не глазу Айлуура. За годы службы в войсковой разведке не существующей ныне империи он научился придавать значение всякой мелочи, любому намёку на отпечаток людской ноги, конского копыта, каждой надломленной ветке и примятой травинке. Время, которое Айлуур, оставив службу, посвятил охране важных господ и охоте за головами, тоже научило многому.
- Дождь лил два последних дня, но след размыт не так уж сильно, - чуть слышно пробормотал Айлуур, окидывая цепким взглядом мокрое, местами заболоченное редколесье, начинавшееся в двух-трёх десятках шагов от обочины. – Сдаётся, кто-то сошёл с дороги не далее как позавчерашним вечером или вчерашним утром. Но кто в такую погоду полезет в болото с твёрдой дороги? Может, он чего-то опасался?
Вопрос был риторическим. Кроме следов нескольких повозок, проехавших по тракту уже после дождя, поверхность его испещрило множество отпечатков кованых сапог, также порядком размытых. Не нужно быть опытным следопытом, чтобы понять, кто их оставил: примерно в то же время, как неизвестный путник свернул с тракта и углубился в лес, по тракту проходил отряд солдат.
Айлуур, ведя коня в поводу, сошёл с дороги, сбросил с коротко остриженной головы капюшон плаща и принялся обследовать покрытую пожухлой травой почву. Предположение его вскоре подтвердилось. Редкая цепочка глубоко вдавленных вмятин от ног, несших тяжёлое тело, тянулась от обочины к зарослям. Судя по всему, человек быстро сбежал с дороги и скрылся за деревьями, едва заслышав впереди голоса солдат.
Конечно, встречаться на пустынной дороге с вояками новоявленного короля бывшей имперской провинции мало кто захотел бы по доброй воле. Но что-то подсказывало Айлууру, что следы оставил именно тот, кого он разыскивал уже много дней, и в кого так неудачно стрелял на прошлой неделе.
Нисколько не сомневаясь, что его добыча находится пока достаточно далеко, Айлуур не стал доставать из кожаного чехла ручницу, притороченную к седлу. Вместо этого он присел на мокрую траву, извлёк из сумки на поясе склянку с какой-то мутной жидкостью, выплеснул несколько капель этого зелья на след и распростёр над ним ладонь. Закрыв глаза, Айлуур сосредоточился. Его худое лицо, обтянутое обветренной кожей, напряглось. Между ладонью и поверхностью земли пробежали колючие красноватые искры.
- Он… - удовлетворённо выдохнул охотник за головами, во время короткого ритуала отчётливо увидевший всплывшее перед его внутренним взором - очами тха - грубое лицо, заросшее чёрными волосами. – Точно, он.
Выпрямившись, Айлуур спрятал склянку, а вместо неё извлёк на свет скрытого низкими серыми тучами солнца изрядно потрёпанную карту.
- Так, что тут у нас впереди? Два селения - Кривые Столбы и Приболотье. Между ними постоялый двор. Такие раньше строили вдоль трактов для казённых надобностей… Проклятый вызверок должен залечь в одном из этих трёх мест, надо же ему где-то пропивать награбленное и сушить обноски…
Мягко оттолкнув ладонью конскую морду, потянувшуюся губами к карте с явным гастрономическим интересом, Айлуур свернул потрёпанный лист пергамента и убрал в сумку. Вывел коня на тракт, ловко вскочил в седло и тронул поводья.
***
Конь, пофыркивая, осторожно ступал по скользкой глине. Айлуур, вновь набросив на голову капюшон забрызганного грязью плаща, мрачно нахохлился в седле. Взгляд его внимательных светло-серых глаз настороженно скользил по окрестностям, а в голове тем временем проносились воспоминания, воскрешая призрачные образы безвозвратно минувших лет…
Вот он, тощий нахальный мальчишка, мчится в толпе таких же сорванцов по узкой улочке небольшого городка, затерявшегося где-то на просторах Срединной провинции Вечной империи. Набегавшись, возвращается домой, где его ждёт кроткая мать и отец, рассерженный тем, что сын опять сбежал с дружками, вместо того, чтобы помогать родителю в лавке.
Понуро переставляет Айлу ноги через ступени отчего порога, ожидая заслуженной взбучки. Но, отворив дверь, видит на лице родителя растерянное выражение. А рядом с отцом обнаруживает незнакомого жреца в долгополых одеждах.
- Ошибки быть не может? – робко вопрошает отец Айлу, всегда такой решительный и громогласный.
- Никакой ошибки, - поджав губы, важно ответствует жрец. – Мы стараемся выявлять их как можно раньше, и заприметили вашего сына ещё весной. У него определённо есть способности.
Айлу с недоумением смотрит на отца. Тот, почему-то отводя глаза, отвечает на невысказанный вопрос сына:
- Этот почтенный жрец… - Голос отца срывается, радость и гордость в нём мешаются с грустью и испугом. – Собирайся, сынок. Поедешь в столицу, в жреческую школу.
Мать, сидя в углу на узкой скамейке, молча комкает в руках платок…
Несколько лет, проведённых в школе служителей Соонгона – бога дождя, ветра и повелителя птиц небесных, дали Айлу немало. Он научился читать и писать, правильно излагать свои мысли, запомнил наизусть множество молитв и несколько несложных заклинаний, на которые хватало его магических способностей, оказавшихся более чем скромными. Однако постоянная зубрёжка, вечные посты, нескончаемые бдения перед святыми изваяниями смертельно тяготили непоседливого парня. Наставники, удручённые его дерзкими выходками и непочтительностью, подвергали наказаниям его плоть, чтобы очистить тха и спасти душу, но, отчаявшись в конце концов, признали своё поражение.
Выброшенный за порог жреческой школы, Айлу просто опьянел от свободы. Он буквально потерял голову от бурления огромного города, а между тем есть и пить на что-то было нужно…
Попавшийся на мелкой краже Айлуур, сгорая от стыда, стоял между двумя стражниками перед невысоким сухощавым человеком со строгим взглядом.
- Ты знаешь, что полагается за воровство по имперским законам? – мягко и, кажется, даже сочувственно спросил человек. – А о родителях своих ты подумал? У тебя ведь есть родители?
- Их забрал мор два года назад, господин, - пролепетал Айлуур, не зная, куда деть взгляд.
- Вот как… - грустно покачал головой его собеседник. – Что ж, мы не звери, чтобы отправлять на каторгу сироту. Однако вину свою ты должен искупить. Императору, да продлят боги его дни, нужны воины…
Набеги и стычки на границах империи, порой переходившие в настоящие сражения, не прекращались никогда. Новобранцы, если оставались живы, со временем превращались в опытных воинов. Ловкого и неробкого Айлуура вскоре перевели в разведсотню, под начало сурового Гоока, сгонявшего со своих бойцов семь потов на бесконечных учениях.
Потом были бои, захваты важных пленников, наблюдения за перемещениями врага, глубокие рейды по неприятельским тылам. Айлуур закалился телом и духом, научился сутками неподвижно лежать на раскалённых скалах и в ледяной грязи, без промаха метать нож и стрелять из арбалета, оглушать или убивать врага одним внезапным ударом, находить чужие следы и запутывать собственные. Его повысили сначала до десятника, потом до полусотника. Поручали самые сложные и опасные задания.
Айлууру приходилось убивать не только воинов, но и мирных жителей, не в добрый час натыкавшихся на стремившихся оставаться необнаруженными лазутчиков, пытать пленных, совершать много других жестоких и несправедливых дел. Но среди крови и грязи войны он изо всех сил старался сохранить в себе что-то человеческое. Урок, полученный им на столичных улицах, врезался в душу, как тавро в конскую шкуру.
Никогда и ни при каких обстоятельствах не опускаться, не ронять достоинства. Не щадить врага в бою, но быть милосердным к побеждённым, насколько это возможно. Вначале думать о подчинённых, а потом уже о себе. Старших уважать и подчиняться приказам, но не раболепствовать. Эти принципы, которым Айлуур старался неукоснительно следовать, снискали ему уважение сослуживцев, начальства и даже врагов. Впереди замаячила блистательная карьера.
Всё рухнуло в один день, когда кучка заговорщиков, называвшая себя Советом спасения и справедливости, захватила дворец и истребила императорскую семью.
Потом заговорщики, деля власть, перегрызлись между собой и сгинули один за другим, успев пролить море крови за время своего недолгого правления. Наместники провинций наперебой принялись объявлять себя суверенными монархами и затевать междоусобные войны, ища союзников среди злейших врагов некогда единого государства. Вечная империя, уже несколько веков трещавшая по швам, но каким-то чудом сохранявшая единство, рассыпалась на множество осколков. Имперское войско тоже перестало существовать.
С новым правителем Срединной провинции, провозгласившим себя королём, и присланными им военачальниками у Айлуура не сложилось. Да и не им он присягал когда-то на верность.
Айлуур подал в отставку. Время оставалось военным, и если бы не его многочисленные заслуги, безупречная репутация и кое-какие связи, Айлуура запросто могли бы признать дезертиром и казнить без лишней волокиты. Но всё обошлось, и он благополучно покинул ряды доблестных имперских войск.
Кроме как выслеживать врага и драться, Айлуур не умел ничего. Поэтому, когда закончились его скромные сбережения, он начал подрабатывать телохранителем, а потом стал охотником за головами, преследуя по всей Срединной и окрестным землям отъявленных негодяев. Таких, которых признавали преступниками любые законы и, главное, сам Айлуур.
Во время службы телохранителем он поближе познакомился с новомодным оружием, изобретённым в последние годы существования империи. Начинявшаяся огненной смесью и свинцовой пулей бронзовая трубка, приклёпанная к ложу, похожему на арбалетное, издавала страшный грохот и изрыгала огонь пополам с вонючим дымом. Раньше Айлуур ни за что не взял бы такое чудо, отправляясь во вражеский тыл. Но теперь он оценил ошеломляющее действие, которое оказывало это оружие на противника. Как-то он одним выстрелом разогнал целую шайку разбойников, вознамерившихся поживиться за счёт его очередного нанимателя. На толпы голытьбы, ожесточившейся от голода и готовой при случае наброситься на любого прилично одетого человека, ручница оказывала поистине магическое действие. А что тяжёлая пуля с полусотни шагов сделала с закованным в полный доспех рыцарем, которого Айлууру как-то поручили выследить ограбленные благородным дворянином купцы!
Впрочем, с привычными метательными ножами, кистенём и коротким мечом наёмник тоже не расставался...
Недели три назад за Айлууром прислал гонца пожилой, убитый горем дворянин из приграничного городка в бывшей Северо-Западной провинции, ныне гордо именовавшей себя Сайаарским вольным королевством. Юная дочь дворянина поспешила к больной тётушке в соседний город, не позаботившись об охране. Отец в это время отсутствовал по делам королевской службы. А когда вернулся и узнал, что сталось с его дочерью, из крепкого молодцеватого воина в одночасье превратился в седого разбитого старика...
Имя убийцы назвал тяжело раненый кучер, сказав, что тот, остановив карету и потребовав отдать всё ценное и знатную путешественницу в придачу, хвастливо назвал своё имя – Хаайар.
Забыв, вопреки обыкновению, заранее условиться о плате за голову, Айлуур устремился в погоню.
Разбойник, часто бывавший вызывающе дерзким, стал путать следы подобно лисице, чтобы избежать встречи с преследователем. Видно, чуял, что этот противник ему не по зубам. Дважды Айлуур настигал злодея, и оба раза Хаайру удавалось выскользнуть в последний миг...
***
Часа через два пути Айлуур добрался до Кривых Столбов и ещё издали понял, что тут преследуемому им разбойнику вряд ли приготовят стол и тёплую постель. Как, впрочем, и самому наёмнику. На месте деревушки печально темнели остатки стен из дикого камня, копоть с которых не смогли смыть даже постоянно идущие в этих краях дожди. От каких столбов она получила своё название, понять теперь было уже нельзя.
Соблюдая все возможные меры предосторожности, охотник за головами убедился, что в развалинах никто не прячется. Там, конечно, нашлись свои обитатели – старый облезлый лис, что, хромая и оглядываясь, затрусил к лесу, едва почуяв человека, пара взъерошенных желтоглазых сов, ещё какая-то живность. Но людей не было, если не считать нескольких вросших в дёрн обугленных скелетов…
Постоялый двор, хоть и не сожжённый, но давно пустой и заброшенный, слепо пялился на тракт тёмными проёмами окон и горестно поскрипывал повисшей на одной петле дверью.
Оставалось проверить только Приболотье, к которому Айлуур подъехал в сумерках.
Прежде, чем въезжать в селение, охотник за головами проверил метательные ножи, проверил, легко ли выходит привязанный к запястью кистень. Затем опять полез в свою сумку за очередной склянкой с колдовским зельем. Влил несколько капель в глаза, проморгался и только после этого толкнул каблуками конские бока. К тому времени, как окончательно стемнеет, действие зелья войдёт в полную силу, и он сможет видеть в ночном сумраке даже сквозь дым или туман.
Выехав на пустынную улицу и постучавшись в ворота первого же дома, Айлуур так и не дождался ответа. Точно такой приём ждал его у вторых ворот.
- Как-то не спешат местные землепашцы проявить своё хвалёное крестьянское гостеприимство, - с грустной усмешкой проворчал наёмник и направил коня к третьему дому.
Не успел он поднять руку, чтобы постучать в посеревшую от вечной сырости воротину, как она с сердитым скрипом приоткрылась, а в образовавшуюся щель высунулась рыжая борода хозяина и лезвие плотницкого топора.
- Чего надо? - глухим голосом осведомился крестьянин, угрюмо глядя на всадника снизу вверх.
- И вам здравствовать, почтенный, - вежливо ответил Айлуур. - Не соизволите ли сообщить, где я могу найти жилище уважаемого старосты сего прекрасного селения?
- Чего? - удивился рыжебородый.
Айлуур возвёл глаза кверху, будто прося у богов даровать ему толику терпения, а потом быстро свесился с седла и рявкнул:
- Староста где, коровья твоя морда?!
- А-а, так бы сразу и спросили... - обрадовался хозяин. - Выше его дом, прямо перед тем местом, где улица к корчме заворачивает. У него ворота новые, не обознаетесь.
- Благодарю, любезный, - вновь выпрямляясь, сказал Айлуур. - Думаю, вы соблаговолите ответить и ещё на один вопрос. Нет ли тут у вас чужих людей? К примеру, такого чернобородого здоровяка с маленькими злыми глазками?
- Чего? - вновь изобразил непонимание крестьянин.
- Понятно, - вздохнул охотник за головами и потянул за повод, направляя коня вверх по улице.
Ворота за его спиной захлопнулись не с подобающим им деревянным стуком, а с каким-то мокрым чмоканьем.
***
Когда Айлуур подъехал к дому старосты, белевшему свежим деревом новых ворот, сумерки сгустились. От реки наползал туман.
Староста на стук вышел быстро, неся в руке масляный фонарь, угодливо раскланялся и отвечал весьма любезно. Хитрые его глазки ни на миг не останавливались на чём-то одном, постоянно обшаривая то одежду собеседника, то копыта его коня, то глядя куда-то за спину Айлуура.
Конечно же, староста чрезвычайно рад помочь благородному господину! Тут ему вообще все необычайно рады, разве господин не заметил? Посторонние? Откуда здесь посторонние в такую пору? Вот пару дней назад останавливались солдаты, чтоб им... боги всегда даровали победы над врагами Его Величества. Утром обоз проходил, но не заворачивал в Приболотье. А больше чужих не было. Если появятся, он непременно сообщит... Чернобородый разбойник? Неужто настоящий разбойник? Да что вы! Отродясь тут разбойников не бывало! Конечно, староста готов поклясться священными именами Шээхоя и Соонгона... Коня? Разумеется, благородный господин может оставить у него своего коня хоть до весны. Вот только овёс нынче дорог... Фонарь одолжить? Да сколько угодно! У старосты есть ещё один...
Парнишку, который жался к забору за его спиной, Айлуур заметил сразу, как только тот появился. Как бы невзначай повернулся во время разговора, незаметно оглядел, используя лишь боковое зрение. Не укрылся от Айлуура и быстрый многозначительный взгляд старосты, брошенный в сторону мальчишки.
Поэтому, когда юный шпион скрылся в тумане, а его торопливые шаги стали удаляться и затихать, Айлуур положил в ладонь старосты серебряную монету, как бы между прочим спросил, где тут можно перекусить и выпить, после чего нарочито небрежной походкой направился вслед за мальчишкой.
Однако несколько мгновений спустя шаги охотника за головами стали стремительными и совершенно бесшумными, и он растворился в темноте.
А вскоре на крыше хлева рядом с крайним домом, стоявшим у самой воды, едва заметно блеснул огонёк.
***
Айлуур рассчитал всё верно. Разбойник не решился выйти на открытое место, а предпочёл пробираться вдоль реки. Деревня была построена совершенно бестолково - многие дома лепились к самому берегу и, должно быть, подтапливались каждую весну. Надо полагать, местные жители берегли каждый клочок плодородной земли, а жилища строили в самых негодных местах. Благо ещё, что на ленивой, текущей среди плоских низменных равнин Серой больших разливов не случалось. Но полоска берега между рекой и высокими заборами даже и сейчас, осенью, оставалась довольно узкой. Айлуур очень живо представил, как по этой полоске, по-звериному принюхиваясь и замирая после каждого шага, крадётся Хаайар - этот позор человеческого рода. Сейчас он надолго затаится у самого угла забора, прежде чем броситься к смутно проступавшему из тумана кустарнику. Ничего, фитиль у Айлуура длинный, можно подождать. Огонёк под полой плаща совершенно не виден со стороны. Запах, конечно, он издаёт резкий, но нужно обладать волчьим нюхом, чтобы почуять его в такое безветрие за три десятка шагов...
В этот миг небо за рекой осветилось, и сквозь тучи выступил мутный диск полной луны. Очень кстати - усиливающее ночное зрение зелье действует недолго, а применять его дважды без длительного перерыва опасно - от этого нетрудно и ослепнуть.
Мгла над поверхностью Серой засеребрилась под лунными лучами. Щели между совершенно чёрными на фоне освещённого тумана досками забора тоже высветлились и стали очень заметными. Даже сквозь мглу искусственно усиленное зрение охотника за головами ясно их различало. Одну из этих узких светлых полос что-то вдруг закрыло снизу. Потом открыло на миг и сразу же загородило снова. Айллур, чутко уловивший это движение, старательно навёл ствол ручницы, затаил дыхание и поднёс фитиль к запальному отверстию...
***
Охотник за головами постоял немного над поверженным разбойником, испытывая нечто, похожее на удовлетворение от хорошо сделанной работы, но смешанное с чувством странной, неместной вроде бы досады. Тяжело вздохнул. Подобрал булаву, отнявшую немало невинных жизней. Больше это оружие никому не причинит зла...
Когда Айлуур распрямился, ему вдруг показалось, что от тела убитого что-то отделилось, чуть приподнялось и кануло куда-то вниз. При этом зрелище Айлуур почувствовал, что из него вынули нечто важное, без чего нельзя жить. Он замер неподвижно на какое-то время, будто поражённый внезапной болью, потом негромко всхлипнул и бездыханным рухнул поперёк трупа разбойника.
***
- Так-так, - сокрушённо покачав головой, выговорил Карваар, узрев стоящее перед ним тха Хаайара. - И как же ты распорядился тем временем, что я дал тебе? Отнял ещё больше жизней!
- Но... - раскрыл было разбойник призрачные губы.
- Но ты вначале делал это не корысти ради, а из чувства долга, следуя присяге? - вскакивая на ноги, резко прервал его повелитель загробного мира. Его глаза цвета крови гневно сверкнули. - А разве по большому счёту есть какая-то разница?
Шелуха земной суеты стремительно слетала с души, и Хаайар (или Айлуур?) понял, что разницы действительно нет. Разве легче убитому оттого, что его убили не ради личной корысти убийцы, а для выгоды императора, которому убийца служит? Айлуур (или всё-таки Хаайар?) сокрушённо опустил призрачную голову. На душе было мерзко.
Карваар заговорил снова. Голос его зазвучал чуть мягче.
- Ты испытываешь раскаяние, а в прошлый раз чувствовал только скотский страх перед наказанием. Это уже неплохо, - владыка мёртвых вновь уселся на раскалённый камень и продолжил. - А ведь я дал тебе ещё одну возможность, отослал на сорок три года назад, позволил заново родиться в земном теле. Ты мог бы стать жрецом и вести праведную жизнь. (Да, среди жрецов тоже иногда встречаются достойные люди!) Мог бы лечить людей или переписывать мудрые книги. Не нравится путь служителя богов - займись другим честным ремеслом. Но нет, ты вновь принялся сеять смерть и страдания!
Хаайар-Айлуур был готов сквозь землю провалиться. Хотя куда дальше проваливаться, когда ты и так уже в преисподней?
- Конечно, себя прежнего ты бы всё равно убил. Или он тебя. Не может тха одновременно помещаться в двух разных телах до бесконечности. Две струи времени рано или поздно сольются воедино. Это закон мироздания, который даже мне не подвластен... Но других-то ты зачем лишал жизни?! - голос Карваара вновь посуровел.
- Повелитель! - взмолился Айлуур-Хаайар, рухнув коленями в пузырящуюся лаву. - Дай мне ещё одну попытку! Клянусь, я всё изменю! Стану праведником из праведников!..
- Нет уж, - ответствовало божество, - совершать дважды одну ошибку даже смертным не пристало, а мне и подавно. Однако что-то с тобой делать надо...
Карваар в задумчивости поскрёб пятернёй свою беловолосую голову, а потом просветлел лицом.
- Вот разве что...
КОНЕЦ